— Почему?

— Потому что я думаю, что снаружи эта проблема не решается. Она решается внутри.

— Внутри чего?

— Внутри тебя, — сказал Гарри. — Я думаю, что регенерация, которую ты могла унаследовать от любого из родителей или от них обоих разом, является частью твоей божественной сущности. Той самой, которую ты отторгаешь. И если ты хочешь получить свою руку обратно, то тебе следует поступить наоборот.

— Типа, принять себя и все такое?

— И все такое.

— Но я не хочу, — сказала я.

— В этом и проблема, — сказал он.

Вообще, эта тема с раскрытием и принятием моей внутренней богини, преследует меня достаточно давно, и Гарри был не первым человеком, который пытался дать мне такой совет. Но им легко говорить, они же не знают, что у моей внутренней богини размалеванная физиономия злобного клоуна, а у божественной сущности — отвратительный характер, здоровенные перепончатые крылья и пятый размер груди.

— Я боюсь принести в этот мир хаос.

— Так не приноси, — сказал он. — Зачем бы тебе это делать?

— Понятия не имею, — сказала я. — Но есть пророчество, и оно гласит.

— Пророчества — это чушь собачья, — сказал он. — Далеко не все пророчества сбываются.

— Смерть, который верит в свободу воли? Но говорят, что свобода воли принадлежит людям, а не богам.

— Возможно, у нас тут просто сложности с терминологией, — сказал Гарри. — Твой отец — не такой бог, какими их принято считать в вашей вселенной. В смысле, он не сверхъестественное непогрешимое могущественное существо с неограниченными запасами силы. Он — просто могущественное существо. Он может заблуждаться, может принимать неверные решения, и он смертен. Просто… э… трудноубиваем.

— Как ты?

Мой отец умирал дважды. Оба раза он воскресал, становясь еще опаснее, но…

Гарри не умирал ни разу. В его личном зале славы наверняка есть какая-нибудь табличка, выданная по этому поводу.

— Вроде того, — сказал Гарри. — В общем, мысль в том, что тебе не обязательно принимать тот образ, который тебе пытаются навязать. Все эти крылья, лишние руки, копыта и хвосты совершенно необязательны.

— Что-то я окончательно запуталась.

— Ну, полагаю, у тебя еще есть время, чтобы со всем разобраться, — сказал он.

Я хмыкнула. Это прозвучало слишком оптимистично даже для Гарри Бордена. Возможно, некоторые проблемы и можно было отложить на потом, но существовал целый ряд вопросов, которые требовали ответов вот прямо сейчас. Если вообще не вчера.

И первое место в этом рейтинге, конечно же, занимал Черный Блокнот.

— Ладно, убедил, — сказала я. — Давай поговорим о Кларке. Ты спрашивал, почему я перестала его навещать.

— Если ты не хочешь это обсуждать, я не буду настаивать, — сказал Гарри.

— Нет уж, будем обсуждать, — сказала я. — Возможно, мне понадобится твой совет.

— Я не знаю, где эта книжка, — сказал Гарри.

— Никто не знает, в этом и проблема, — сказала я. — Но Джон плох.

— Полагаю, вся эта круговерть из постоянных смертей и воскрешений может здорово давить на психику, — сказал Гарри. — Но, судя по твоим рассказам, он парень крепкий.

— Видимо, не настолько крепкий, — сказала я.

Еще задолго до этой истории Джон пару раз признавался мне, что он устал. Он прожил больше двухсот лет, и все эти два с лишним века были наполнены приключениями. Сначала на службе короне (не нашей, разумеется, Британской), потом — на вольных хлебах, и работа в полиции, где мы, собственно говоря, и познакомились, была для него своеобразным выходом на пенсию.

Он сам говорил мне, что, несмотря на все профессиональные риски, это самое спокойное занятие из всех его занятий, а их за свою долгую жизнь он перепробовал не так уж и мало. Эта идиллия продолжалась до тех пор, пока я снова не втащила его… в приключения.

Дело с Блокнотом подкинула ему не я, тут все обстояло ровно наоборот, это он меня в него втащил, но… Джон не взялся бы за это, если бы его не вынудили уйти из полиции, а вынудили его из-за меня, и… ну, ты знаешь.

Меня пожирало чувство вины.

— И? — поторопил меня Гарри.

— Я боюсь, что он может сдаться, — сказала я. — Прекратить цепляться за жизнь.

— Насколько я понимаю суть проблемы, у него нет выбора, — сказал Гарри. — Ведь он бессмертен, и… О.

— Да, — сказала я. — О.

— Ты боишься, что он попросит тебя все это прекратить, — сказал Гарри, сразу ухватив суть проблемы. — А ты способна это сделать, если говорить о чисто технической стороне вопроса?

— Не знаю, — сказала я. — И не хочу пробовать.

— А встречалось ли тебе что-нибудь, что бы ты не могла разрубить своим топором?

— Я не так уж давно им владею.

— Значит, не встречалось, — сказал Гарри.

— И вот что мне делать?

— Но он ведь даже не попросил.

— А если попросит?

Гарри заложил ногу за ногу.

— Как ты на самом деле оцениваешь шансы найти эту чертову книжку?

— Не слишком высоко, — сказала я. — Если верить городским легендам, а больше нам информацию черпать просто неоткуда, Блокнот может пропасть на годы, а потом всплыть в какой-нибудь другой стране, и не факт, что мы вообще об этом узнаем.

— И ответ все еще для тебя не очевиден?

— Нет, — сказала я. — Что бы ты сделал?

— Если бы знал, что другого способа ему помочь в обозримом будущем не предвидится? И если бы он сам меня об этом попросил?

— Да.

— Я бы выполнил его просьбу.

— Но он же твой друг.

— Вот именно, — сказал Гарри.

— Я так не смогу, — сказала я.

— Это потому что ты хороший человек.

— Хотелось бы верить, но какая тут вообще связь?

— В этой жизни нам всем постоянно приходится принимать решения, — сказал Гарри. — Есть хорошие решения, и есть правильные решения, и далеко не всегда это одно и то же.

— Люблю вот эти вот псевдофилософские вставки.

— Паскудность ситуации в том, что хорошие люди зачастую не могут принимать правильные решения именно в силу собственной хорошести, — сказал Гарри.

— Интересная точка зрения. А как бы ты решил дилемму вагонетки?

— Нет такой дилеммы, — сказал он. — Там чистая математика.

— Нельзя же руководствоваться одной только математикой.

— Не самый плохой способ, если ты не в состоянии придумать другие, — сказал Гарри.

— И у тебя внутри ничего бы не екнуло, когда пришлось бы переключать рычаг? — уточнила я, а потом сообразила. — А, ну да. Кого я спрашиваю…

Гарри не стал ухмыляться, хотя именно этого я от него и ждала.

— Бывает так, что хороших решений вообще не существует, — сказал он.

Глава 4

Гарри первым выскочил из служебного черного «эскалейда» ТАКС и галантно подал мне руку, помогая выбраться наружу. Не то, чтобы мне это на самом деле было нужно, не то, чтобы я чувствовала себя последней развалиной…

Хотя да, чувствовала.

Говорят, что после родов организм женщины обновляется. Врут. У меня ни хрена не обновилось. То, что болело до беременности, продолжило болеть и после нее, вдобавок появились и новые проблемы. Ныла поясница, волосы стали ломкими, а ногти — хрупкими. Хорошо хоть, зубы не стали доставлять хлопот.

Врачи говорили, что я быстро восстановлюсь, что мне показаны прогулки, покой, вкусная еда и лучше бы я избегала всяческих стрессов. Ну да, очень актуальные советы, особенно в моем случае. И вообще, как можно избегать стрессов, если ты вдруг оказываешься ответственной за еще одну жизнь, причем жизнь довольно хрупкую и почти полностью зависящую от тебя?

Я вставала по десять раз за ночь только для того, чтобы убедиться, что Морри все еще дышит, но как только я возвращалась в постель, мне сразу же снова становилось неспокойно. Синдром внезапной детской смерти — это не шутки, знаешь ли.

Ну, ты знаешь…

«Эскалейд» отчалил. Мы пересекли тротуар, швейцар распахнул перед нами тяжелую дверь, и мы оказались в лобби отеля. В отличие от других гостиниц Города, здесь никогда не было суеты. Серьезные люди заняты серьезными делами. В крайнем случае — негромкими серьезными разговорами.